Началась война. Я стала ходить на клирос петь. Служил тогда отец Иоасаф. Учила нас правильно петь Александра (? Васильевна ?) Савицкая. Много пришло молодых: Анастасия Васильевна Виноградова, Таисия из Подкрестья, Нина Кирилловская. По праздникам приходил наш знаменитый регент Николай со своей женой Марфой. Ой, какой же это был хор. У Николая был тенор, а у Марфуши - дисконт ангельский. Когда открыли собор, там мы пели на Успение на хорах. Всегда перед праздниками много репетировали. Потом был 1943 год: арест, тюрьма и концлагерь.
В 1943 году нас арестовали: брата Илью, меня и маму, так как Илья был связан с партизанами. В это же утро арестовали и других подпольщиков: Сашу Александрова, Андрея из д. Губино, Якова из д. Малыгино и еще одного военнопленного. Он здесь лечился и жил. Жил он у Марии Михайловой на Горной улице. Ее тоже арестовали. Всех мужчин посадили в подвал под старой школой по одному, а нас посадили в общую камеру. Это подвал, первое угловое окно справа. Мужчин на следующий день увезли в город Остров. Кроме Саши Александрова. Он был ранен, когда его арестовывали, при попытке к бегству и умер, не доезжая Селихнова (со слов моей мамы). Нас была полная камера битком, каждое утро водили в комендатуру на допрос. Один раз в день нас выводили на улицу в туалет на другой конец школьного двора. У выхода из подвала, у левой стены, были большие клетки с собаками бульдогами. Мы их дразнили, проходя мимо, нажимали пальцами на свой нос, а они-то были безносые, и страшно злились, и метались в клетке. Ну, а нам за это были тумаки прикладом от полицейских. Еще один раз в день нас по двое водили полицейские за супом в столовую, где сейчас ресторан "Витязь". Был один полицейский Паша Седухинский (упокой его, Господи). Во время его дежурства родные наши могли идти недалеко от нас и сунуть нам что-нибудь съедобное. Так мы под школой просидели месяц, стариков потом выпустили, мою маму тоже. На дворе комендатуры я встретилась с отцом Георгием Тайловым. Он меня узнал, конечно, поскольку я пела в церковном хоре. Он мне сказал: " Что ж, дочь моя, прегрешила, придется отвечать". Так я и "отвечала" до 9 мая 1945 года. Нас освободила Советская армия в городе Вентспилсе( Курляндия).После месячного пребывания под школой нас утром на открытой машине повезли в город Остров. Мама с папой стояли у обочины дороги у своего дома, я кричала, и мама, услышав меня, упала… В Острове, в Крестах под Псковом были трое суток, потом концлагерь Овсище г. Псков. Там прочитали нам приговор - концлагерь бессрочный.
Потом нас немцы возили за собой по мере отступления. Были в Лудзе (Латвия), Виндава (Латвия), Полоцк (Белоруссия). Там мы строили укрепления против наших. Потом был путь: Даугавпилс, Резекне и конечный пункт- Вентспилс. Сначала нас поместили в большущий гараж, потом увезли по разным местам. Я оказалась за 20 км от Вентспилса, где пилили лес, грузили. Потом перевезли в Вентспилс, где были огромные прачечные. Там мы стирали одежду, привозимую с фронта, кровавую, грязную. Освободили нас только в ночь на девятое мая 1945 года. Помню, так стало тихо в городе после боя. Мы ждали, что нас всех убьют, но все они бежали. В полночь к нам первой вошла наша конница, а утром пришли наши части, где был друг моего брата по подполью Анатолий Малиновский. Сколько было радости и слез. Дальше два месяца работали в столовой спецторга МВД Вентспилса, потом была медкомиссия, сборочный пункт и отправка по домам. Нас уговаривали остаться в Вентспилсе. Говорили нам, что нас ждет дома, но где там, если нам ничего не надо было, кроме встречи с мамой и папой. Добирались до дома очень трудно. С Барабан, это за Захином, шли пешком. Дома лежала больная мать и ослепший отец, сестра с тремя малышами. Голод жуткий. Когда мы шли с Барабан со своими узелками, то нас встретила милиция. Отобрали наши манатки и сказали явиться утром в милицию. Мы не знали, в чем дело, и там нам объяснили, что вместе с нами под видом бывших узников ехали власовцы. Решили нашу судьбу скоро - через неделю явиться на инструктаж и идти на разминирование полей. Мы узнали с Мариной Михайловой, что у родителей в Велье находится Валентин Шамин. Он был командиром отряда, с которым был связан мой брат. Сразу пешком босиком пошли в Велье. Бог помог нам застать его на месте, и утром вместе с нами он пришел в милицию, объяснил, кто мы такие. Перед нами извинились и отдали наши шмотки.
Ну, а дальше борьба с голодом, надо же было всех прокормить. По возвращении из концлагеря здесь, в Казанской церкви, служил уже отец Серафим Молчанов и монахиня Анфиса. Пока я работала санитаркой, ходила каждый раз в церковь, а потом, когда окончила учебу и стала работать медицинской сестрой, появились проблемы, но я все еще ходила. Матушка Анфиса очень любила пение, и с ней мы очень много спевались. Дальше было все хуже. Дочь уехала учиться, я осталась с двумя малыми детьми (внуками). Надо было и работать, и заниматься хозяйством. Потом еще хуже - дочь ушла работать в райком.
Отец Александр очень долго меня просил вернуться в хор, а я вернулась не скоро. Он так был обижен на меня, даже сказал А. В. Виноградовой: " Скажи ей, не придет на клирос, будет болеть". А потом, когда я пришла, он благословил меня и сказал: " Теперь будешь петь до смерти". Вот и все мои похождения.
К.М. Семенова.
Январь 2005.

P.S.: К.М. Семенова 12 июля 2008г. была награждена памятной медалью "Непокоренные".