От блаженного пастушка Тимофея к юродивому Николке

2.Юродивые и блаженные

К теме юродства Пушкина заставила обратиться работа над трагедией «Борис Годунов». Прототипами Николки были и блаженные Василий и Тимофей, и юродивые Иван Большой Колпак и Никола Псковский.
Юродивым на Руси называли либо человека, реально безумного, либо в силу каких-либо обстоятельств отказывающегося жить по правилам, предписывающим заботиться о собственном благополучии и благосостоянии, надевающего маску безумия.
В словаре В.И. Даля зафиксированы следующие значения слов "юродивый" и "блаженный": «Юродивый - безумный, божевольный, дурачок, отроду сумасшедший; народ считает юродивых Божьими людьми, находя нередко в бессознательных поступках их глубокий смысл, даже предчувствие или предвиденье», «церковь же признает и юродивых Христа ради, принявших на себя смиренную личину юродства, но в церковном значении юродивый иногда глупый, неразумный, безрассудный»[1, с.635]; «блаженный - благополучный, благоденствующий и благоденственный, счастливый; угодник Божий»[1, с.53]. Словарь С.И. Ожегова дает такое толкование: «Блаженный. 1.В высшей степени счастливый. 2. Глуповатый (первонач. юродивый)» [5, с.63], «Юродивый. 1. Чудаковатый, помешанный. У суеверных, религиозных людей: безумец, обладающий даром прорицания.» [5, с.1194]. А у Д.Н. Ушакова: «Блаженный. 1. Счастливый, невозмутимо радостный. 2. Глуповатый, чудаковатый (первонач. юродивый). 3. Название святых (церк.)» [14, с.41]. «Юродивый. 1. Глуповатый, чудаковатый, безумный. 2. Христианский аскет-безумец или принявший вид безумца и обладающий, по мнению верующих, даром прорицания (церк., религ.)» [14, с.1233]. Как мы видим, в словарях Д.Н. Ушакова и С.И. Ожегова слова «юродивый» и блаженный» синонимичны.
Словарь языка Пушкина близок по толкованию к словарю Д.Н. Ушакова слова "юродивый": «Христианский аскет-безумец, обладающий, по мнению верующих, даром прорицания».
По мнению исследователя А.М.Панченко, подтверждение которому он нашёл в Четьях Минеях, юродство - это маска, самопроизвольное мученичество. Блаженный же не надевает маску, не совершает бессознательных поступков. Он не является "безумным, божевольным, дурачком, отроду сумасшедшим".
И блаженный, и юродивый открыто говорят правду и сильным, и слабым. Но при этом блаженный проповедует ее в народе, не обличая, а юродивый именно обличает, не проповедуя. «Активная сторона юродства заключается в обязанности "ругаться миру", обличая грехи сильных и слабых и не обращая внимания на общественные приличия»[6, с.393]. Более того, юродивый презирает общественные приличия и ругается даже в Божьем храме.
Блаженный верит в свою правду, живет вместе с нею и делится ею с народом. «А юродивый - актер, ибо наедине с собою он не юродствует. Днем он всегда на улице, на людях, в толпе - на сценической площадке. Для зрителя он надевает личину безумия, «глумится», как скоморох, "шалует"» [6, с.394]. Но при этом он и режиссер, который руководит действиями толпы и делает ее участником действа.
Многие юродивые и блаженные ходили нагими и в зимний холод, и в летний зной. Обнажаясь, они показывали свое презрение к человеческой плоти.
Если блаженный просто говорит, проповедует, то высказывания юродивого различны. Они либо ясные, либо невразумительные, но всегда кратки: выкрики, междометия, афористические фразы. Язык юродивого отличался от речи толпы рифмой, которая должна была подчеркнуть особенность высказываний юродивых, мистический характер пророчеств и укоризн.
По мнению А.М. Панченко, «одна из форм протеста в юродстве - осмеяние порока и зла. Смех - опять-таки "сверхзаконное" средство, потому что в Православии он считался греховным. ...Осмеяние мира - это прежде всего дурачество, шутовство». [6, с.396].
В комментариях Л.Лотман к «Борису Годунову» находим: «В русской драматургии нередко образ юродивого играл роль, сходную с образом шута у Шекспира. Для этого были основания. Между положением шута и юродивого в обществе эпохи средневековья и последующих веков было немало общего. Пушкину эта ассоциация была близка. Размышления о том, что поэта ставят нередко в положение шута или безумца, преследовали поэта многие годы» [8, с.331]. В статье о пушкинском юродивом и шекспировских шутах литературовед А.Л. Штейн также сравнивает пушкинского юродивого с шутами В. Шекспира. «Для иллюстрации своей мысли он обращается к образу шута короля Лира, прежде всего имея в виду великих шекспировских шутов, то есть шутов трагедийных. ...Важно, что в этом сопоставлении А.Л. Штейн утверждает тождественность функции безумия в произведениях В. Шекспира и в «Борисе Годунове»: "Юродивый так же, как шут, пользуется своим особым положением невменяемого для того, чтобы прямо говорить, что он думает".» [7, с.37]. Действительно, юродивые похожи на шутов и поведением, и образом мыслей. Блаженные же не надевают "личину безумия", чтобы говорить правду.
Но, как и юродивый, блаженный - одиночка, отшельник. Он бежит всего мира, живя в одиночестве, чтобы "пребывать в слезной молитве". И только когда ему нужно объявить глас Божий, он идет в народ, в толпу.
«Классический юродивый - это протестующий одиночка. Такой тип обличителя вообще характерен для средневековья, для консервативного, медленно меняющегося общества.
Вообще, юродивый - неумолимый обличитель, который не признает смягчающих обстоятельств. Безнравственность для него всегда безнравственность, за кем бы она ни была замечена - за сильным или слабым. Поскольку юродивый протестует во имя гуманности, поскольку осуждает на пороки общественного устройства, то ему в принципе все равно, кого обличать - нищего или вельможу». [6, с.399]
Из статьи В.Ф. Бутриной мы узнаем о том, что в начале XX века иеромонах Алексий (Кузнецов) исследовал морально, социально и религиозно-психологически такой феномен подвижничества, как юродство Христа ради. «Характеризуя восприятие этого подвига в обществе, исследователь отмечал: "Но для человека, слишком далекого и от той среды, и от той жизни, какую рисуют прологи и Четьи Минеи, отречение от законов ума святых юродивых представляется странным, и они низводят их на степень психически расстроенных людей только потому, что они не подчиняются общей логике". Умственная деятельность святых юродивых не была бессознательной; напротив, она совершалась по предварительно обдуманным планам (днем юродствует, а ночью молится). Значит, внутреннее отношение к уму у святых юродивых было естественное. Они отрешались от ума только во внешней жизни. Определение это столь же применимо к юродству Христа ради или блаженству во Христе. Ради Христа - не всегда значит во Христе» [4, с.42-43].
Из всего сказанного можно сделать вывод, что пушкинский Николка - юродивый, обличитель, который не смотрит на то, кого обличать, но в то же время он и блаженный, так как он Божий угодник, молящийся за весь мир, глас Бога на земле.
А пастушок Тимофей - блаженный, поскольку он соединяет в себе все его черты: смирение, поиск уединения, удаление от общества, несение гласа Божьего, Истины в народ.

3. Вороничский пастушок Тимофей и Николка

Посещая Святогорский Успенский мужской монастырь, Пушкин, безусловно, изучал древнюю летопись, в которой излагалась история основания монастыря. Его возникновение связано с явлением вороническому пастушку Тимофею икон Божьей матери. Приписка к первоначальному названию трагедии звучит так «Писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333 на городище Ворониче». В приписке упоминается Воронич. Это наводит нас на мысль, что блаженный пастушок Тимофей, герой «Святогорской повести» был прототипом Николки. Ещё одна деталь нам кажется заслуживающей внимания: пастушку Тимофею являлись иконы Божьей матери; Николка в трагедии тоже упоминает имя Богородицы. Исследователь творчества Пушкина Н.К. Телетова, ссылаясь на текст «Святогорской повести», считает, что обижавшие Николку мальчишки появились в трагедии именно оттуда.
Из Словаря исторического о русских святых мы узнаем о пастушке Тимофее: «Тимофей, юродивый, упоминается в древней летописи, хранящейся в Святогорском Успенском монастыре Псковской епархии». [13, с.227] Из «Повести о явлении чудотворных икон пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии в пределах псковских на Синичьей, ныне Святой Горе» узнаем о том, что в 1563 г. пятнадцатилетнему юноше, вороничскому пастуху Тимофею, считавшемуся юродивым, недалеко от реки Луговки, было явление иконы Богородицы «Умиление», находившейся в Вороничской приходской церкви. Она сказала, чтобы через шесть лет он пришел сюда и тогда увидит здесь Благодать Великую. Не сказав об этом и придя туда через шесть лет, он нашел при сосне стоящую икону Одигитрии. Спустя 40 дней глас от иконы повелел ему собрать народ и совершить крестный ход на неделе всех святых с иконою Умиления Божьей Матери из Воронича на Синичью гору.
Впервые юродивого Николку с блаженным Тимофеем сопоставила Н.К. Телетова. В своей статье «"Святогорская повесть" и отражение ее в «Борисе Годунове» Пушкина» она дает свое толкование образа Николки и его прообраза: «Юродивый Тимофей на всем протяжении своей недолгой жизни сталкивался с недоверием к своим простодушным и правдивым рассказам, призывам свершить крестный ход с иконой, как бы очнуться от спячки и вернуться к подлинной вере. Его унижают и высмеивают так, как делают это мальчишки с юродивым Николкой у Пушкина. ...Именно Тимофей в бесконечном своем одиночестве бьется с тупостью и равнодушием вполне внешне правильных обрядоверцев, крестьян своего прихода - церкви св. Георгия на Ворониче. Его провидение, его дар, его стремление творить добро отброшены и презрены ими» [2, с.78-79].
По ее словам, образ осмеянного и отвергнутого прорицателя впитал в себя Николка-юродивый у Пушкина. «Плачущий котенок его вещих снов и слов - это он сам, столь же доверчивый и беззащитный. Тимофей много и часто плачет - не столько от обид, сколько от радости, когда, в конце концов, толпа следует за истинами, им раскрытыми, исходящими от самой Владычицы. Он никак не обороняется от жестокости, и его оставленность людьми, беспомощность оказываются причиной жалости и доверия к нему Богоматери, в них источник его избранничества» [2, с.79].
Молчаливый, старательный, добрый пастушок Тимофей одарил пушкинского юродивого своими трогательными чертами.
Научный сотрудник музея - заповедника «Михайловское» В.Ф. Бутрина имеет другое мнение: «Да, пушкинский Николка - безумец, простодушен. Играя, дитя, он живет и действует, как дитя, - не обижаясь на насмешки мальчишки: "Здравствуй, Николка; что же ты шапки не снимаешь? (Щелкает его по железной шапке.) Эк она звонит!" Радуясь копеечке - хвалится: "А у меня копеечка есть". "Мысли и чувствования" Николки - это одновременно эгоцентризм аскета - безумца и эгоцентризм ребенка неведающего, что он творит.
Герой же «Святогорской повести» не юродствует. Он бежит мира, бежит улицы, ища уединения. По одному из списков повести бежит блаженный Тимофей и игр, и злых мальчишек: "...он же никако с ними игры не творяше, но бегая от них".» [4, с.40-41]
Если Телетова считает, что Николка - униженный и отвергнутый, то Бутрина говорит, что Николка - безумец.
С одной стороны, Николка - прорицатель, осмеянный и отвергнутый, с другой - он дитя, безумец. Но если Николка жалуется, обижается, то Тимофей, в отличие от Николки, не может, не умеет обижаться. Его, оставившего "скоты отца своего", встречают укорами и поношениями: «Одни назвали его безумным, другие побои ему наносили» [3, с.22]. «Но Тимофей приемлет их с благодарностью: "Он же с любовию приимаше и благодарне терпяше от них".
Тимофей от обиды не плачет - прибывает в слезной молитве. Ни у кого не ищет и не просит защиты.
Блаженный Тимофей - во Христе. А пушкинского Николку Борис пожалел: "...бедный Николка". Почему же бедный? Тимофей ни у кого не просит ни помощи, ни защиты. А Николка помощи и защиты просит у Бориса, который для него - царь Ирод: "Борис, Борис! Николку дети обижают". Просит у преступившего законы и человеческие, и Божеские - и получает милостыню» [4, с.41, 43]. Анализируя эти материалы, мы соглашаемся с мнением В.Ф.Бутриной.
Все юродивые, по свидетельствам современников, были весьма воинственны, агрессивны, а Николка простодушен и добр, в этом он близок к Тимофею. Да, Николка кажется нам беззащитным и униженным, он гоним и осмеян, но мы читаем у Пушкина, что он просит у Бориса зарезать мальчишек, которые отобрали у него копеечку, а потом обличает Бориса в убийстве: «Нельзя молиться за царя Ирода - богородица не велит». Мы считаем, что этим-то он и отличается от Тимофея.
Николка - юродивый, дурачок, а блаженного Тимофея нельзя относить к юродствующим Христа ради. Не был Тимофей и безумным, дурачком, каких в народе считали юродивыми, также и бессознательных поступков у Тимофея не было.
А Пушкин показывает реальное слабоумие своего юродивого, живо передает сбивчивость, обрывочность мыслей в песне, которую он поет, и в то же время болезненную сосредоточенность его на собирании копеечек; он создает ситуацию, в которой юродивый проявляет доверчивость и беззащитность по отношению к обижающим его мальчишкам; подчеркивает непосредственность его обращения к царю. Легкость, с которой юродивый переходит от просьбы к обвинению, вдруг вспомнив, что перед ним «царь Ирод», тоже характеристика его безумия. Но есть в этом обвинении постижение истины, которое делает его провидцем в глазах народа.
Чтобы спасти Новгород от нависшей беды, Тимофей советовал идти крестным ходом к чудотворным иконам, Архиепископ Пимен не поверил Тимофею и наказал за обман тюрьмой, где тот и погиб 21-го или 22-х лет отроду. Три раза отвергается попытка Тимофея пробудить в людях разум и совесть. Богоматерь Тимофея не защищает, и он умирает. Таким образом, при очевидных различиях в образах героев, мы находим много общего, что позволяет нам сделать вывод о том, что в основу образа Николки положен образ героя «Святогорской повести» блаженного пастушка Тимофея.

4. «Обличители» и Николка

Образ Николки в трагедии» Борис Годунов» собирательный. Прототипами можно считать трех исторических персонажей: Ивана Большого Колпака, Василия Блаженного, Николу Салоса. Их всех объединяет общая черта - обличение царей Ивана Грозного и Бориса Годунова. От Карамзина Пушкин знал, что все юродивые похожи, и это позволило ему совместить черты разных юродивых в одном образе.

4.1.Иван Большой Колпак и Николка

В письме к Вяземскому из Михайловского Пушкин просил прислать жизнь Железного Колпака или житие какого-нибудь святого. В Словаре историческом о русских святых мы нашли информацию об Иване Большом колпаке: «Иоанн, юродивый, названный большим колпаком, родился в Вологде. ... Из Ростова пришел в Москву, где ходил с распущенными волосами и почти нагой в жестокие морозы; предсказывал бедствия и торжественно порицал Бориса Годунова. Борис молчал и не делал ему ни малейшего зла, опасаясь ли народа, или веря святости сего человека» [13, с.119]. В статье Н.И. Грановской упоминается, что «своего юродивого Пушкин назвал Николкой.... Карамзин в X томе в связи с рассказом о Василии Блаженном пишет: "Уверяют, что современник Иоаннов, Василий Блаженный, подобно Николе Псковскому, не щадил Грозного...". Основываясь на этом упоминании, Б.П. Городецкий справедливо отметил, что "имя Николки Железного Колпака явилось результатом соединения имен Николы Псковского и Иоанна Большого (или Железного) Колпака".» [11, с.14]
Об Иоанне Московском, прозванном Большой Колпак или Водоносец, жившем в царствование Иоанна IV, Пушкин прочитал у Карамзина в « Истории Государства Российского»: «...носил кресты с веригами железными, на голове тяжелый колпак, на пальцах многие кольца и перстни медные, а в руках деревянные четки». В самой же «Истории...» повествование о блаженном Иоанне, основанное на его рукописном житии, Карамзин предварит словами: «Тогда же был в Москве юродивый, уважаемый за действительную или мнимую святость». Далее историк цитирует житие: «...с распущенными волосами ходя по улицам нагой в жестокие морозы, он предсказывал бедствия и торжественно злословил Бориса; а Борис молчал и не смел сделать ему ни малейшего зла, опасаясь ли народа или веря святости сего человека». Заключает же повествование следующая оценка историка: «Такие юродивые, или блаженные, нередко являлись в столице, носили на себе цепи или вериги, могли всякого, даже знатного, человека укорять в глаза беззаконною жизнию и брать все, им угодное, в лавках без платы: купцы благодарили их за то, как за великую милость».
Сведения о том, что Иоанн Большой Колпак "торжественно злословил Бориса; а Борис молчал и не смел сделать ему ни малейшего зла, опасаясь ли народа или веря святости сего человека", опубликованы лишь Карамзиным и составителями «Словаря о святых и угодниках» 1836 и 1862 годов издания. Как пишет В.Ф. Бутрина: «Позже они были изъяты, а вместо этого, со ссылкой на краткую рукописную запись при Покровском соборе, указывалось: "...встречаясь с Годуновым, говорил вслух: "Умная голова, разбирай Божьи дела. Бог долго ждет, да больно бьет"». [4, с.34].
Пушкинский Николка тоже носит вериги и железный колпак, а также злословит Бориса, но Борис этого не слышит:
(Входит юродивый в железной шапке, обвешанный веригами, окруженный мальчишками.)...
Царь
Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка.
(Уходит.)
Юродивый (ему вслед)
Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода - богородица не велит. [9, с.248]

И Николка, и Иоанн Большой Колпак - юродивые, обличители. Но Иоанна Большого Колпака уважают в народе, боятся его, не смеются, верят в его святость. А Николку высмеивают, унижают, он гоним.



4.2.Василий Блаженный и Николка

Известно, что, создавая трагедию, Пушкин пользовался X и XI томами « Истории Государства Российского», в X томе он мог прочитать рассказ о Василии Блаженном. В Словаре историческом о русских святых читаем: «Василий, блаженный, христа ради юродивый, Московский, родился и воспитан в Москве. ... Уверяют, что Василий блаженный, подобно Николе Псковскому, не щадил Иоанна Грозного и с удивительною смелостию вопил на стогнах о жестоких делах его; но Василий блаженный преставился в 1552 г., следственно, не дожил до эпохи Иоанновых жестокостей.» [13, с.51]
В отличие от Николки, Василий Блаженный, или Василий Нагой, не носил вериг. В статье А.М. Панченко указывается, что Василий Блаженный обычно изображался обнаженным, по предписаниям иконописных руководств: «"Наг весь, брада курчевата, в левой руке плат, правая молебна". В красках старались выразить и нравственную идею наготы - на образах Василий был "телом смугл от солнечного горевания". ...» [6, с.394]
Если Николку гнали и смеялись над ним: «Николка, Николка - железный колпак!.. тр р р р р...», «Взяли мою копеечку; обижают Николку!» [9, с.247], то Василия Блаженного, как и Иоанна Большого Колпака, уважали, боялись и верили в его святость. Василий исцелял людей, нес волю Божью в народ, говорил правду.
И Василий, и Николка не щадили царей, говорили правду.


4.3. Никола Салос ( Псковский) и Николка

Посещая Псков, Троицкий собор, Пушкин мог слышать предания о Николе Псковском, который спас Псков от гнева Ивана Грозного. Известно, что у Пушкина в библиотеке была книга псковского историка Николая Ильинского «Историческое описание города Пскова и его древних пригородов». Н.Ильинский пишет: «Во Пскове слыхал я часто изустное предание, будто царь Иоанн Васильевич ехал во Псков для такого же наказания псковитян, как и новгородцев; но Николай Блаженный, коего гробница в Троицком кафедральном соборе, дал совет гражданам псковским, чтоб за городом все они государя встретили и чтоб по обеим сторонам дороги близ города поставлены были столы с кушаньем. Они, слушая сего совету и быв известны о строгости, какая оказана в Новегороде, как скоро государь к городу их приближился, вышли все от мала до велика на сретение, повергаясь пред ним ниц; государь, тронутый сим зрелищем, вышед из своей повозки пошел пешком, но на лице его примечен был великий гнев. Николай Блаженный, коего считали юродивым, сев в то время по обычаю детей на палочку, подъехал к государю, говоря беспрестанно: "Иванушко! Иванушко! Покушай хлеба и соли, а не христианской крови". Государь... оставил весь свой гнев на псковитян и, мало побыв, возвратился в Москву».
Несколько по-иному это предание пересказано в Словаре историческом о русских святых: «Никола, юродивый (Салос) Псковский. ... Когда царь Иоанн Грозный готовил псковитянам участь Новгорода, думая, что они хотели изменить России, Псков обязан был своим спасением начальствовавшему там доброму князю Юрию Токмакову и благочестивому отшельнику Николе, по прозванию Салосу. ... Предание говорит, что в это время Никола, под защитою своего юродства сев, по примеру детей, на палочку, подъехал к Иоанну, говоря беспрестанно: "Иванушко! Иванушко! покушай хлеба-соли, а не христианской крови". Государь приказал его схватить, но блаженный стал невидим. Сим пораженный Иоанн забыл гнев, слушал молебен в храме Троицы, поклонился гробу св. Всеволода-Гавриила и зашел потом в келью к старцу Салосу Николе, который не убоялся обличать властителя в кровопийстве и святотатстве. Пишут, что он предложил Иоанну в дар кусок сырого мяса, и когда Царь сказал: "Я христианин, и не ем мяса в великий пост," - пустынник ответствовал: - "Ты делаешь хуже: питаешься плотию и кровию человеческою, забывая не только пост, но и Бога!" Грозил ему, предсказывал несчастия и так устрашил Иоанна, что царь немедленно выехал из города; жил несколько времени в предместии, дозволил воинам грабить богатых людей, но не велел трогать иноков и священников, взял только казны монастырской и некоторые иконы, сосуды и книги. В архивской Псковской летописи сказано, что Иоанн, не внимая глаголам Николы, повелел у св. Троицы снять колокол и что того же часу паде конь его лучший по пророчеству святого. Иоанн вскоре после того возвратился в Москву.» [13, с.183-184]
Обращаясь к истории вопроса следует заметить, что Б. М. Федоров «в своем романе "Князь Курбский" первую главу I части ... назвал "Юродивый" и вывел в ней Псковского старца-юродивого Николу Салоса, который, встречаясь у Свято-Троицкого собора во Пскове с воеводой князем Курбским, вступает с ним в разговор, пророчествует и изрекает довольно плоские сентенции; вообще он обрисован бледно и бездарно» [10, с.534]. И в письме П.А. Плетневу Пушкин пишет: «Выписывайте меня, красавцы мои - а не то не я прочту вам трагедию свою. Кстати: Борька также вывел Юродивого в своем романе. И он байроничает, описывает самого себя!
- Мой Юродивый впрочем гораздо милее Борьки - увидишь». [10, с.172]
Ни Василий, ни Иоанн не удержали в трагедии своих имен - их вытеснил псковский Никола, но Пушкин употребил сниженно-ласкательную, уменьшительную форму имени - "Николка", так называют его мальчишки, и старуха, и царь, в этой форме отражается народное отношение к юродивому. Мальчишки же над ним издеваются: преследуют его, дразнят, отнимают копеечку.
В отличие от пушкинского Николки, над Николой Салосом не подшучивают. Н.К. Телетова в своей статье замечает: «Псковский Николай Салос (по-гречески - юродивый) сопрягался в сознании поэта со своим московским собратом, о котором Пушкин расспрашивал друзей в своих письмах к ним. Заметим, что над псковским Николаем и его московским собратом, который считается прообразом пушкинского, - никто не смел смеяться.» [2, с.78]
Если к пушкинскому Николке люди относятся по-разному, то по отношению к Николе Салосу у народа единое мнение: Салос - пророк, святой, целитель.
В статье «Юродивые на Руси» упоминается иностранный автор, англичанин Джером Горсей, который приехал в Россию в 1573 году: «"В Пскове был тогда один юродивый, которого тамошние жители называли пророком. ... Посредством волшебных очарований дьявола он делал много чудесных вещей. Его боялись и уважали как государь, так и народ, который всюду за ним следовал" » [6, с.406].
Записки Горсея очень важны, так как это единственный из иностранных авторов, кто видел своими глазами Николу Псковского и слышал, что Никола Салос бранил Иоанна Грозного кровопийцей и пожирателем христианского мяса. «Эта мимолетная фраза - источник того парадоксального жеста, который народная молва вскоре навечно связала с Николой Салосом и Грозным». [6, с.406]
И все же пушкинского Николку считают святым. «Николка на сцене представляет черты святого: он демонстрирует свою призванность и власть над собой только божественной воли (слова «богородица не велит»), а также народного заступника, моленника: он молится за грешных (помолиться за нее просит старуха; "Юродивый, вставай, / Богу помолися!" - обращается он сам к себе; со словами: "Молись за меня" оставляет его царь); и именно как юродивый он себя ведет» [12, с.].
Таким образом, подобно Николе Псковскому, обвинившему Грозного («Ты пьешь кровь человеческую»), Николка у Пушкина клеймит Бориса Годунова: «Нельзя молиться за царя Ирода, Богородица не велит». [9, с.248]

5. Значение образа Николки

Николка в трагедии не только колоритная фигура из русской жизни, но и носитель определенной авторской идеи. Нельзя не согласиться с мнением пушкиниста В.Ф.Бутриной: «В системе образов трагедии поэт отводит юродивому Николке чрезвычайно важную - в нравственно-психологическом аспекте - роль. Настолько важную, что есть все основания рассматривать Николкино простодушное: «нельзя молиться за царя Ирода - Богородица не велит» - выражение авторского мнения о суде над Годуновым: и Божиим, и народном» [4, с.36].
Пушкин, говоря его собственными словами, "воскресил век минувший во всей его истине", дал верное, правдивое изображение далёкого прошлого. Художественно-обобщённый образ Николки и обличение им царя соответствует воскрешаемой им эпохе. Наличие образа юродивого в исторической драме свидетельствует о популярности этого типа в допетровской Руси, но и говорит о необходимости его в русской духовной жизни XIX века. Вместе с тем, на историческом материале мятежной эпохи поэт поставил и попытался решить волнующие его вопросы времени: о характере русского самодержавия, об отношениях между царской властью и народом, о роли народа в истории. Разрешаются эти вопросы и с помощью образа Николки, которому Пушкин доверил выразить мнение народное.

III. Выводы

1. Создавая художественный образ Николки, Пушкин следует историческим реалиям и традициям:
- Николка - одиночка, отшельник;
- чтобы объявить глас Божий, Николка появляется среди народа, на площади;
- у него характерная для юродивых внешность: в железном колпаке, обвешанный веригами;
- он выделяется поведением: садится на землю, поет, говорит царю правду - обличает его;
- Николку окружают дразнящие его мальчишки, мы видим традиционную гонимость героя.

2. Образ Николки собирательный, в основе факты жизни реальных исторических юродивых - Ивана Большого Колпака, Николы Псковского и блаженных - Василия Блаженного, вороничского пастушка Тимофея.
Пушкинский Николка - юродивый, обличитель, который не смотрит на то, кого обличать, но в то же время он и блаженный, Божий угодник, молящийся за весь мир, глас Бога на земле.

IV. Список литературы

1. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. - М.: Изд-во Эксмо, 2002.
2. «Звезда»1999 (вып. 6), Санкт-Петербург, 1999.
3. Листки Святогорского монастыря, выпуск №3, Святогорская повесть, Святые (Пушкинские) Горы, 2007г.
4. Михайловская Пушкиниана выпуск 41. Материалы научно-музейных Михайловских Пушкинских чтений «1825 год» и научной конференции «Пушкин и Британская культура. Пушкинский круг чтения». Сельцо Михайловское - Псков, 2006.
5. Ожегов С.И. Словарь русского языка: Ок. 53000 слов / С.И. Ожегов; Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. - 24-е изд., испр. - М.: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2008.
6. Панченко А.М.
Русская история и культура: Работы разных лет. -
Спб.: Юна, 1999.
7. Проблемы типологических и контактных связей в русской и зарубежной литературе, Красноярск, 1983.
8. Пушкин А.С. Борис Годунов/Предисловие, подгот. текста, статья С.А. Фомичева. Комментарии Л.М. Лотман. - СПб.: Академический проект. 1996.
9. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. М., Правда, 1981.
10. Пушкин. Письма. Т.1. Государственное издательство, типография Печатный Двор, Ленинград. Гатчинская-26.
11. Пушкинская эпоха и христианская культура по материалам традиционных христианских пушкинских чтений; составитель Э.С Лебедева, 1993. (выпуск III)
12. Русский язык от Пушкина до наших дней. Псков, 2000.
13. Словарь исторический о святых, прославленных в российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия местно чтимых. М.: Книга, 1990.
14. Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь современного русского языка. - М.: «Альта-Принт», 2007.