Я родилась в деревне Прокисель Гродненской области. В 1941 году я окончила четыре класса. Все у нас было хорошо. Где-то 20 июня мы поехали с мамой в гости к дяде за 80 километров. Это была пятница. Пришли в город пешком, потому что автобусов тогда не было.Мне было все интересно. На станции красиво, все продают вкусное. Сели на поезд, приехали, дядя нас встретил. Это была суббота. Он купил мне все к школе, потому что мне надо было идти в пятый класс. Воскресное утро встретили хорошо. И вдруг в 4 часа дня объявляют войну.
И что уж тут началось. Это страшный кошмар. И сразу появились самолеты высоко в небе. Всех мужчин забирают. Поезда переполнены. Сколько раз нас пытались посадить. Господь помог, хоть в тамбуре, но доехали до своей станции. Все изменилось в один миг. Окна все фанерой закрыты, везде плач горя, а нам 30 километров надо идти пешком. Когда мы пришли домой, у нас тоже самое. Мужчин всех забрали ( брата моего тоже ). И на четвертый день явились немцы. Это что-то невероятное. Их шла лавина, но они никого не трогали.
Все поселились по домам. Ругали только Сталина и Гитлера, фото показывали семейные. И стали наводить свои порядки. Старосту избрали из раскулаченных. Многие наши ребята пошли к ним на службу, как их тогда называли, полицейскими. Вот поделили землю колхозную, скот. И так мы жили до 1943 года. Сеяли, убирали и нас никто не трогал. Церковь открыли в трех километрах от нас. Мы часто ходили туда с мамой. Приехал отец Григорий (Царство ему небесное). Фамилия его была Секачь.Мы научились с двоюродной сестрой читать шестопсалмие и петь. Нас брали на клирос. Хор состоял из монашек, но и светские ходили.
И вот наступил 1943 год. Появились партизаны. И начались Содом и Гоморра. Ночью - партизаны, днем - полицаи. Сами немцы на день куда-то исчезали, а оставляли только поваров и помощников.
Дом наш заняли оружием; продуктами, которые я воровала, чтобы поесть.
Однажды случилось страшное. Староста и полицейские поехали за пять километров зерно молоть. Ехали ночью пьяные. В саду колхозном их всех убили партизаны и еще издевались. Старосте выкололи глаз, а полицейских мучили и также издевались. Хоронили их в закрытых гробах.
Вот тут-то и начались наши мучения. Нас выгнали из дома. Мы выкопали огромный окоп, обложили внутри бревнами и там жили. Немцы стали злые.
Однажды партизаны разбили ночью немецкую машину. После обеда прискакали казаки (как их тогда называли ), всех стали сгонять к школе. В каждый дом заходили. Конечно, мы сидели и боялись даже пошевелиться. И опять Господь был с нами. Один зашел к нам и сказал, чтобы мы никуда не выходили и ждали, что решит начальство. Вот так мы и сидели несколько часов, а около школы, кто был, тот рассказывал, что пулеметы кругом поставили. Только осталось на кнопку нажать. Но помогла женщина Люба, которая у них работала ( она была подпольная партизанка).
Дальше мы жили каждый день под страхом. Так мы прожили до октября 1943 года.
Когда советские войска стали наступать, тогда немцы стали более агрессивные. Стали гонять жителей рыть окопы каждый день. Стали гнать народ целыми деревнями.
Наши бомбят, а немцы стараются грабить все подряд. И все отправляли посылки в Германию.
Нашу деревню собирают в колонну, кто на чем. У кого лошадь – на лошади с повозками едут. У нас лошадь съели волки, поэтому все, что взяли необходимое, на коровку повесили и пошли вслед за колонной, а впереди октябрь месяц. Гнали нас шесть километров. Подогнали к огромному гумну на ночлег. Скотина на улице, а нас внутрь загнали. Ну, все решили, что ночью нас запалят. Но Господь нас пока не оставил. Утром опять: "ком .., ком...", и дальше гонят. Колонна идет по середине, а по сторонам на конях полицаи, казаки. Бегут огромные овчарки. Не давали даже воды с колодца набрать. Так мы прошли еще 20 километров. Опять ночлег. На этот раз на поле, где было много стогов сена. Постелили сено, полегли. С нами наш скот был. Утром встаем, кругом иней белый.
Опять шеренги, опять в путь. Пригнали в деревню, разместили по домам. Нашу семью поселили к старосте. Так мы две недели жили.
Мы с мамой ходили по деревням побираться, а фронт идет за нами. Слышны бомбежки, слышна «Катюша». Мы, конечно, были рады, но не знали, что с нами сделают изверги. Кругом леса, там партизаны опять начали вредить. Нас строят в колонну и гонят, мы и сами не знаем куда. Прогнали 40 километров за два дня. Разместили в поселке около железной дороги. Кругом лес. В эту же ночь столько понаехало немцев, что яблоку негде было упасть. Они уже бежали, но еще на ночь расположились. Нам места не было. У женщины, где нас поселили, было трое деток, муж на фронте, нас четыре человека. Все на печку прижались, потому что не было места. Так всю ночь и просидели.
Рано утром слышим, «Катюша» бьет прямо на станцию Демехи. Боже милостивый, что тут началось. Они, что было награбленное ( коров и повозки со всякой всячиной ), все бросали. Только спасали свои шкуры. За час ни одного не осталось.
Мы сидим, не знаем, что делать. Жители этого поселка тянут барахло, кто сколько может. Я собираюсь тоже бежать. Мама меня не пускает, боясь, что меня там убьют. Пришлось повиноваться.
Так сидим день, ночь, никого нет, только слышны изредка выстрелы в лесу. В 10 часов утра следующего дня показались наши солдатики на лошадях верхом. Сколько было слез, не опишешь.
Какие они были оборванные, голодные. Но здесь их накормили, и вот они нам говорят: «Езжайте, ваша деревня уже освобождена». Собрали свои узелки. Только сказали с дороги не сворачивать, потому что почти все заминировано.
Ехали три дня. По обочине лежали убитые немцы, кони. Один страх. Добрались до дома. Наш дом полный раненых. Одни страсти. Все разрушено. Свои нас приняли, но нам негде было жить, пока были раненые.
Одни кричат:«Пристрелите меня». Другие стонут: «Мамочка моя». Всех оплакивала, поскольку нашего братишку тоже где-то так же убили.
Когда уехал лазарет, мы стали жить в своем доме. Все надо было начинать с начала.
Стали колхозы собирать, а зима впереди. Это уже начинался ноябрь 1943 года.
Есть нечего. У кого, что было закопано, немцы все выгребли, но перезимовали. Начали пахать на себе. Где лопатой, где –шесть человек в плуг, а седьмой за плуг. Вот так и жили..
Потом началась эпидемия тифа. Все заболели. Брат очень лежал тяжело, я – полегче. Мама заболела и умерла. Мы остались круглые сироты.
Жили с тетушкой. Дом большой. Сестра жила, муж ушел на фронт. Это были три брата.. Один из них потом ушел в монастырь. Это отец Пахомий. Пятьдесят лет он прожил в Жировическом монастыре, где и окончил свое земное житие.
Потом начался страшный голод. Я даже не знаю по какому случаю, но знаю, что мы всю траву и щавель ели мешками.
Когда вернулся муж сестры с войны (в 1945 ), то в Западной Белоруссии можно было хлеба раздобыть. Туда ездили на заработки, туда возили вещи менять. Там люди жили очень богато. Вот и я поехала со своей двоюродной сестрой. Ходили побирались. Кто даст, кто собаку натравит.
Закупили зерна, сколько не знаю, и по Пинским болотам тянули на санках 30 километров до станции Лохва. Это было в месяце марте, было очень холодно. И здесь гляди, что украдут, но мужики были сильные. 300 километров надо ехать на открытой платформе. Я боялась, что мои ноги отмерзнут, и всю дорогу стучала нога об ногу. Но добрались благополучно, у знакомых до утра погрелись и 30 километров до дома опять на себе тянули эти санки, которые мужики смастерили сами. Когда мы это все привезли домой, сколько было радости. Мужики смастерили жернова, на которых мы мололи зерно. Тогда мы стали подмешивать в траву муку и делали такие лепешки. И коровка у нас уцелела. Тогда мы начали выживать. Вот с Божией помощью и до сего дня дожили. Слава Богу за все.
Декабрь 2004.